11:44 «Идеальных носителей русского языка больше нет» | |
| В нашей еженедельной рубрике «Слово и антислово» в рамках проекта «Русский язык» мы расспрашиваем известных людей о том, какие слова им нравятся, а какие вызывают отвращение. Сегодня наш собеседник — телеведущий Александр Архангельский. — Какие слова вы бы назвали сейчас особенно важными для нашего общества? Почему? — Именно слова и именно для общества? Тогда, наверное, так: личность, самостоятельность, ответственность, свобода. Почему именно эти слова? Потому что они наши, корневые, и при этом выражают совокупность идей, без которых России не выжить. Мы слишком большие, чтобы уповать на державность, силу, безопасность, власть — слова, которые сегодня звучат гораздо чаще. Ровно настолько чаще, насколько они архаичнее. — А есть слова или выражения, которые особенно цените лично вы? — У всякого человека есть набор случайно прикипевших выражений, которые он не то чтобы ценит… не знаю, как сказать… а постоянно огораживает ими свою речь, как дачный участок забором. «Не факт», «поживем — увидим; увидим — если поживем»; «ЕБЖ» («если буду жив»). Наверное, как-то они связаны со мной, если уж так ко мне приросли. Должно быть, содержащийся в них здравый скепсис без перехода в мизантропию рифмуется с моим жизнеощущением. Хотя я тут готовил к переизданию свою последнюю книжку и с ужасом начал выгребать слова, бесконечно повторяющиеся на множестве страниц. Они что, любимые? Нет. Они что-то фиксируют из моего внутреннего мира? Тоже нет. Так что лучше самого себя вообще не анализировать, есть занятия поинтереснее. — Существуют ли для вас антислова? — Для меня антислово — крайний в значении «последний». Моя крайняя лекция. Мой крайний концерт. Сплошь и рядом так говорят. Но крайний — это тот, кто на краю, последний в очереди. А все остальное — дешевое социальное суеверие, закрепленное в магическом табу. Такой религиозно-лингвистический запрет, сакральный эвфемизм для атеистов. Меня начинает корежить, когда письмо начинается со слов «доброго времени суток». Но еще хуже, когда оно никак не начинается — Что вы считаете главной бедой современной речи? — Я вздрагиваю, слыша от студентов: «а вы будете лояльно принимать экзамен?». Морщусь, когда молодые люди (включая моих детей) говорят: «можно пожалуйста?». Меня начинает корежить, когда письмо начинается со слов «доброго времени суток». Но еще хуже, когда оно никак не начинается, а девочка-пиар-менеджер обращается к тебе без имени: «Здравствуйте!». В одном случае это какая-то пересахаренная вежливость, в другом — вопиющая бестактность, и боюсь, корень у них общий: утрата чувства нормы. Одни не слышат, что хамят, что они невежливы, другие чувствуют, что с речью что-то нехорошее происходит, и подсознательно компенсируют общую бестактность избытком этикета: «можно пожалуйста?». — Что вас больше всего раздражает в речи современных журналистов? — В речи спортивных комментаторов и финансовых аналитиков меня до скрежета зубовного доводят многослойные метафоры, словоблудие, возведенное в степень приема. «Мастера мяча» и прочая дребедень. Друг Аркадий, говори проще. — У вас есть самый ненавистный штамп? — Вот он и есть, «мастер мяча». Или шайбы. Или ракетки. В речи журналистов от культуры — эпитет «замечательный». Потому что он ровным счетом ничего не значит. Самое ужасное заключается в том, что я и сам ловлю себя подчас на этом самом «замечательном». Прикусываю язык и стараюсь незаметно для окружающих переговорить. Я понимаю, что у языка своя логика, и если уж мы перестали говорить «домы» и «томы», то когда-нибудь будем говорить и «торта» — Делите ли вы слова на свои и чужие? По каким «кодам» можете определить, что человек не вашего круга? — Человек моего круга, даже если уже заразился сегодняшней безграмотностью, все равно хотя бы задумается, произнося «одеть» в значении «надеть». Хоть на секунду зависнет. Я понимаю, что у языка своя логика, и если уж мы перестали говорить «домы» и «томы», то когда-нибудь будем говорить и «торта». Но человек, уже сейчас так говорящий, — чужой. — Вы относите себя к граммар-наци? Что подумаете о человеке, который говорит «горячее кофе»? — При всем том я не языковой пурист. «Кофе» двойного рода — и с этим нужно смириться. Сам я вряд ли произнесу в среднем, но за другими такое право признаю. А насчет «одеть» — нет. — Кого вы считаете носителем идеального русского языка? Есть такие люди в публичном пространстве? — Таких людей больше нет — как вообще больше нет единоличных лидеров. Это и плохо, и хорошо. Почему плохо, понятно без меня. А вот почему хорошо — скажу. Потому что каждый из нас, получивших хоть какое-то образование и заслуженно или нет, но имеющих доступ к медиа, к публикации книг, к прилюдным выступлениям, чтению лекций и проч., превращается в соработника нормы. Мы плетем языковые связи, из ткани которых образуется неформальный договор о правильном и неправильном, допустимом и недопустимом. Не на кого переложить ответственность. Нет того, кто сделает это за тебя. Получил визу на въезд в культуру? Вот и отрабатывай на своем месте и в меру своих возможностей. — Что бы вы изъяли из русского языка, если бы была такая возможность? — Ничего. Даже «торта». Язык сильнее нас, он вымоет все лишнее. Мы должны не изымать, а утверждать. Вводить и отстаивать, а не удалять и вырезать. То, что мы сумеем навязать в качестве нормы, и станет нормой, а язык сам себя освободит от лишнего. | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |