– Татьяна Николаевна, в последнее время в обществе много говорят об агрессии в школьном классе – как детской, так и учительской. Одни документальные ролики в Интернете чего стоят! Ученики избивают пожилую учительницу; педагог прямо во время урока бьет ребенка головой о крышку парты… Что происходит – в частности, с учителями? Совершенно не могу представить, чтобы так могли «потерять лицо» мои школьные педагоги.

– Причин этой, как вы говорите, «потери лица» несколько. Главный фактор связан, на мой взгляд, с тем, что динамичность социально-экономических перемен в обществе привела к такой же динамике изменений в системе образования. Государство почему-то вдруг предположило, что экономические проблемы можно разрешить с помощью высшей и средней школы, ранней профессионализации детей и т. д., – всю ответственность за это переложив на педагогов.

– Не говоря уже об оптимизации сети, то есть закрытии школ в небольших селах, сокращении учителей, введении подушевого финансирования…

– Когда же выяснилось, что быстрой выгоды, которая изначально предполагалась, это не приносит, то агрессия и государства, и общества обратилась на учителя. Снижение его статуса, повышение требований к его компетентности, их жесткость, рост нагрузок – все это привело к тому, что педагог вынужден доказывать: он заслуживает лучшего к себе отношения, большей зарплаты, поскольку действительно занимается ключевыми вопросами жизни – образованием и воспитанием будущих поколений. И что такая грандиозная перестройка «единовременно» невозможна. Нельзя сразу изменить некие устоявшиеся ценности, с ходу ввести новые формы деятельности. Например, преподаватель вуза теперь должен в год заработать для своего учебного заведения на платных образовательных услугах 18 тысяч рублей. Предполагаемый перевод общеобразовательных школ, детских садов в ранг автономных учреждений, вероятно, поставит эти же задачи перед учителями и воспитателями.

Но педагог – просто человек, его физические, интеллектуальные и эмоциональные силы не безграничны. Информация, которую он должен передать своим ученикам, за последние 10 лет выросла в 5-7 раз. Это колоссальные нагрузки. Плюс жесткая регламентация всей его профессиональной жизни: что делать, когда, как, по каким критериям. В некие алгоритмы вогнано даже педагогическое творчество. При этом мало что делается всерьез, чтобы ресурсы учителя – человеческие, профессиональные – как-то пополнить. У педагогов возникает состояние фрустрации – невозможности удовлетворить свои насущные потребности: в самоуважении и уважении общества, в материальной независимости, в полноценном отдыхе, наконец. А фрустрация всегда порождает агрессию.

Но есть и более глубокие причины, известные такой области науки, как психология труда. У каждого человека в его профессиональной деятельности есть так называемый «предмет труда». У кого-то, к примеру, металлическая болванка для изготовления детали. А у педагога это ребенок, другой человек. Чтобы на него воздействовать, нужно на каком-то уровне идентифицироваться с ним, вчувствоваться в его переживания. Примерно как актеру нужно вжиться в образ человека, которого он играет… Входя в образ ребенка, педагог принимает какие-то его черты.

– Звучит парадоксально.

– Тем не менее это известный феномен. Хорошо, если педагога окружают добрые, открытые дети. Но мы видим, какими они порой сегодня приходят из семьи – обиженными, агрессивными. Вживаясь в этого ребенка, чтобы его понять, помочь ему, учитель на какое-то время принимает его чувства, в чем-то уподобляется ему. И когда это продолжается не день и не пять, а из недели в неделю, из месяца в месяц, происходит деформация личности взрослого, так называемый «процесс отраженной субъектности». Учитель как бы пропитывается тем же недоверием, агрессией, что и его ученики.

– А как вы пришли к своему «предмету труда» – исследованию агрессии?

– В свое время я была заведующей детским садом и одновременно получала в университете вторую профессию – психолога. Воспитатели часто жаловались на плохое поведение некоторых детей, которые отбирали у других малышей игрушки, дрались. Я стала работать с этими дошкольниками как психолог. Мы вместе пытались выработать конструктивные формы поведения. Например, как попросить игрушку у другого, как договориться. Я с удивлением поняла, что эти ребятишки даже не знают, что существуют такие отношения. Дома их учили: если тебе что-то нужно – отбери; не отдают – ударь. Родители считали, что только так можно выжить в мире. Хотя на самом деле выживает тот, кто умеет договариваться… В моем кабинете дети менялись, становились спокойнее, добрее. Но потом возвращались в ту же семью, и – особенно после праздников, отпусков – я видела в них ту же злость, деструктивность. Стало ясно, что нужно работать и с семьями, и с воспитателями. Из 12 родителей на это согласились четверо, а посещать меня стали только двое… Так я пришла к пониманию важности этой проблемы и занимаюсь ее исследованием более 10 лет.

– Обратившись к теме агрессии педагогов, что вы хотели понять?

– Где ее пусковые механизмы. Ведь, находясь в одних и тех же обстоятельствах стресса, фрустрации, разные люди ведут себя по-разному: кто-то более, кто-то менее агрессивно. Что же это за пусковой механизм? Если его определить, можно подобрать способы коррекции.

– Занимались ли вы в рамках темы профессиональным выгоранием работников образования?

– Синдром профессионального выгорания имеет к ней непосредственное отношение. Возникает он, когда специалист, в данном случае педагог, много вкладывает в свое дело, не получая в качестве обратной связи достойной оценки своего труда. Ни от учеников, ни от их родителей, ни от администрации образовательного учреждения (исследования показали, что одобрение администрации, поощрения, полученные от нее, очень важны). У человека появляется чувство, что он растрачивает себя понапрасну – а чувство это разрушительно. Вышеупомянутый синдром проявляется в том, что педагог, чтобы защитить себя, становится менее открытым, менее доброжелательным, менее эмоциональным.

– А если он еще включит телевизор и посмотрит парочку совершенно одиозных, на мой взгляд, программ!.. Учителя там выглядят либо монстрами, либо жалкими и убогими.

– Знаете, есть такой механизм избавления от агрессии – выплеснуть ее на другого. В Японии можно попинать какую-нибудь большую бесформенную игрушку, символизирующую, к примеру, начальника, на которого ты злишься. У нас такой культуры нет. И «под руку» обществу попадают те, кто менее защищен, – например, работники образования. Агрессия, выплеснутая на них, в конечном итоге оборачивается их агрессией в школьном классе или детсадовской группе. Кстати, по данным нашего исследования, самыми агрессивными из педагогов являются воспитатели детских садов и учителя начальных классов. Маленьких детей с помощью окрика или даже шлепка проще заставить слушаться. К тому же не все малыши могут пожаловаться на это дома, где их очень часто воспитывают теми же методами.

– Интересно, как удалось это выяснить? С помощью опросов?

– Есть ряд специальных тестов, которые учитывают, что, заполняя их, человек будет стараться выглядеть социально привлекательным и всю правду о себе не откроет, но ее проявят вопросы-ловушки. Есть тесты-рисунки, определяющие степень агрессии испытуемого. Например, изображена ситуация в транспорте: один пассажир автобуса толкнул другого, почему это произошло? Люди с высокой степенью агрессивности чаще других предполагают, что это сделано нарочно. С помощью рисунков мы проводили и опрос детей, позволяющий судить о стиле педагога. Графики личностных особенностей педагога, составленные после его тестирования, как правило, совпадают с графиками, полученными от тестирования его учеников или воспитанников.

– Можно ли назвать профессиональный период, в котором педагог наиболее агрессивен? Почему-то считается, что агрессия – и прямая, и косвенная (выражающаяся в преследовании детей, скажем, с помощью плохих оценок) – более всего присуща пожилым учителям, работающим пенсионерам.

– Наши данные этого не подтверждают. Высокий уровень агрессивности учителей соответствует стажу работы от 5 до 10 лет, из чего можно заключить, что именно в это время процесс профессионального выгорания у них достигает пика. Интересно, что у преподавателей вузов этот уровень наиболее высок в первые пять лет работы, на стадии профессиональной адаптации. Возможно, это связано с неоправданными ожиданиями, которые для этого периода характерны.

– Татьяна Николаевна, в газетной статье, конечно, обо всем не расскажешь, но вопрос «что делать?» я вам хочу задать непременно. Понятно, что социальный и экономический статус педагога, особенно, на мой взгляд, школьного учителя, нужно повышать. Государство и общество, кроме красивых слов, произносимых по поводу различных дат, должны многое для этого сделать. Но ведь тот же «синдром выгорания» свойствен всем, чей «предмет труда» – другой человек. На Западе все специалисты этой группы имеют оплаченные годичные отпуска раз в пять-семь лет. Кроме того, учителя, врачи, полицейские, спасатели (кстати, и психологи) обязаны время от времени проходить курс индивидуальной психотерапии – без этого к работе не допустят. Будет ли у нас так когда-нибудь?

– Сказать сложно. Что можно сделать реально – это включить в профессиональную жизнь того же учителя школьного психолога, который помогал бы ему в кризисные моменты. Проводить в учреждениях образования психологические тренинги. Искать другие формы поддержки педагога.

Лариса ПРАЙСМАН