Социальная и этническая сегрегация (принудительное отделение. – Ред.) – штука неприятная, но реально существующая. Есть школы, куда закрыт доступ бедным, или слабым, или нерусским, или, наоборот, русским. А есть школы, которые, чтобы выжить, собирают всех. В Петербурге, например, не редкость школы, где в младших классах 80% иноэтничных детей. Они плохо говорят по-русски, не знакомы с культурой страны, у них трудности в обучении, но их родители хотят, чтобы дети получали образование в России.
Исследователи, выбравшие самые «мигрантские» школы города, предполагали, что учителя будут жаловаться на них. Но нет: «Там, где живая школа, активные учителя – а это сразу чувствуется по атмосфере в школе, – дела идут неплохо. Учителя каким-то образом овладели коррекционными методиками и не воспринимают ситуацию как бедствие, а дети охотно занимаются дополнительно. При том что эти дети всегда аккуратны, ухоженны, главное – они очень уважительны к старшим, в отличие от русских детей из семей тяжелых алкоголиков», – рассказывает Даниил Александров. Наши школы умеют работать со сложными детьми, другое дело – социум очень туго настраивается на интеграцию.
Идентичность не обязательно национальная

Изучали симпатии и антипатии детей. Оказалось, что этнические русские нейтральны в выборе детей, с которыми они хотят иметь дело, а иноэтничные дети избирательны. Но избирательность эта не этническая, а миграционная: дружат вместе армяне, азербайджанцы, дагестанцы: «Все мы с Кавказа, у нас похожие обычаи». Или дети из Средней Азии: узбеки, таджики, туркмены. Или: «Все мы мусульмане». Если их мало и они разные – все равно создается иммигрантская коалиция. Дети пытаются конструировать идентичность. В ходе исследования случилась и такая коллизия: девочка-азербайджанка пишет в опроснике, что она русская. Учительница ее поправляет: какая же ты русская, пиши правильно. А она: «Русская, конечно, потому что скоро получу российский паспорт и стану гражданкой Российской Федерации». Очевидно, у девочки гражданская концепция национальности.
Как язык работает на интеграцию

Интересно, что иноэтничные родители не хотят, чтобы дети ходили в национальные школы, предпочитают смешанные. Им жить в этой стране, пусть осваивают ее культуру и обычаи. Всеми силами они поощряют освоение детьми русского языка, хотя сами зачастую говорят на нем очень плохо. Тем не менее данные показывают: в половине иноэтничных семей дома стараются говорить по-русски, заставляют детей читать русские книги. Держатся русского языка не только потому, что успеваемость детей зависит от знания его. Школа, как показало исследование, считается очень важным местом. Все, что она требует – поведение, одежда, питание, – признается важным и легитимным. Для многих неработающих мам школа – окно в мир другой культуры. Они охотно ходят в школу, вникают в ее заботы, помогают учителям, даже устраиваются на подработку гардеробщицами или техслужащими. Срабатывает антропологический закон: образование и работа матери для развития ребенка важнее, чем образование и работа отца. Интересно, что в опросе «за и против школы» именно дети мигрантов отметили уважение и конформность в отношении школы. Они же в большинстве своем – за интерес к образованию, который не ограничивается школьными нормами.
Ставим мифы под сомнение

Пропуски школы при переезде – одна из тем опросов данного исследования. Психологи уверены, что любая нестабильность плохо сказывается на учебе и самочувствии детей. Будто бы само лишение прежнего окружения тяжело сказывается на ребенке. Отсюда проблемы адаптации к новым условиям, «синдром новичка» и так далее. Однако исследование этого не подтверждает. Переезды каждый год или несколько раз в год никаких катастрофических последствий не несут, успеваемость не снижается. Таджикский мальчик из Пенджикента до 10 лет учился в школе, потом два года работал у родни в автосервисе, где завуч школы его и повстречала, позвала в школу. Мальчик учится хорошо.
Пропуски вообще не так страшны, как отсутствие мотивации. Этнические русские тоже пропускают много уроков, особенно дети из семей с низким экономическим статусом, но среди них очень мало желающих продолжать образование. Среди мигрантов – все желают.
По опросам, они хотели бы стать врачами, юристами, военными, работать в МЧС. Бизнес также входит в сферу будущего. В сравнении с этническими русскими из этих же школ они очень амбициозны.
Две или ни одной?

Таким образом, опекаемые двумя культурами сразу, иноэтничные дети чувствуют себя довольно бодро. Они втягиваются в нормы жизни нашего общества и не забывают свои. Исследователи обнаружили в их среде многообразие и конформность, а не сопротивление и инкапсулирование. Гораздо тревожнее на этом фоне выглядят наши дети из социально неблагополучных семей. Вот кому действительно «светит» социальная депривация, ведь даже у самых толерантных педагогов в работе с ними руки опускаются. Кто подумает об их жизненных шансах?
По крайней мере исследование показало, что этнические проблемы не столь существенны для образования детей, сколь социальная сегрегация. Не этничность бьет по трудным детям, а ужасающее экономическое неравенство.